В ноябре 1840 года, вернувшись из тяжелой двадцатидневной экспедиции по Чечне, Лермонтов писал из крепости Грозной своему другу Алексею Лопухину: «Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем».

Рассказать «долгие труды» и «все картины» он не успел, хотя и намеревался писать большой роман или даже трилогию «из кавказской жизни». Наиболее полно и ярко боевые впечатления поэта отразились в его большом стихотворении «Валерик».

«Где за Машуком день встаёт, а за крутым Бештау садится»

Если легкое пушкинское перо впервые в нашей словесности как бы очертило контуры Бештау, то лучшая глава в его литературной истории написана М.Ю. Лермонтовым. Он девять раз в своих текстах упоминает название горы – четырежды в «Измаил-Бее», трижды – на страницах поэмы «Аул Бастунджи» и еще два раза – в «Герое нашего времени», причем у Лермонтова во всех случаях присутствует только его краткая форма – Бешту, почерпнутая, видимо, из посвящения к «Кавказскому пленнику» Пушкина.

В поэме (или, как сам автор обозначил ее жанр, – «восточной повести») «Измаил- Бей» Лермонтов впервые указал границы того уголка в северных предгорьях Кавказа, где отныне будет происходить действие многих его произведений, – «Где за Машуком день встает, А за крутым Бешту садится…» Здесь же, «Между Железной и Змеиной» горами пролег одинокий путь гордого Измаила. Путника поражает пустынный вид края, где еще недавно цвели родные аулы, Лишь горы, как прежде, «как бы остатки пирамид», высоко подъемлются к небу:

«Самый верный путь к счастью»

Его имя вошло в поговорку, что само по себе большая редкость. Если же судить о ее содержании, то, несмотря на предельную краткость, всего четыре слова, она представляет собой исчерпывающую характеристику этого замечательного человека. «У Гааза нет отказа», – говорили о нем бесчисленные страждущие, испытавшие на себе его благодетельное участие.

«В ясную погоду можно увидеть Каспийское море»

Первые сколько-нибудь подробные (и научные) описания Бештау стали появляться в печати с конца ХVIII столетия, когда к Кавказским водам проложили пути российские ученые. Если знаменитый лейб-медик Петра Великого доктор Готлиб Шобер, посланный императором в 1717 году для исследования минеральных вод на Тереке, только упомянул, что «в земле Черкесов Бештаугорских очень славится прекрасный кислый источник», то Питер Симон Паллас, составив описание наших целебных ключей, не упустил случая подняться на вершину Бештау.