В ноябре 1840 года, вернувшись из тяжелой двадцатидневной экспедиции по Чечне, Лермонтов писал из крепости Грозной своему другу Алексею Лопухину: «Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем».

Рассказать «долгие труды» и «все картины» он не успел, хотя и намеревался писать большой роман или даже трилогию «из кавказской жизни». Наиболее полно и ярко боевые впечатления поэта отразились в его большом стихотворении «Валерик».

После ахульгинского погрома, когда Шамиль чудом избежал пленения или смерти, жаркое пламя газавата с новой силой стало разгораться в Чечне. «Ловкие действия Шамиля, – читаем в кавказских хрониках, – являвшегося с чрезвычайной быстротой всюду, откуда уходили войска наши, и с успехом увлекавшего за собою толпы плохо замиренных горцев»,45 вынудили командование предпринять новые наступательные шаги.

На правом фланге Кавказской линии действовал Лабинский отряд под командованием генерала Засса, на левом – был сформирован Чеченский отряд генерала Галафеева, базировавшийся в крепости Грозной.

«Если ты будешь мне писать, – сообщает Лермонтов Лопухину, – то вот адрес: «на Кавказскую линию, в действующий отряд генерал-лейтенанта Голофеева, на левый фланг». В составе Чеченского отряда поэт отправился в свою первую экспедицию.

Покинув лагерь близ Грозной в первых числах июля 1840 года, Галафеев пересек Сунжу, прошел Ханкальское ущелье и с боями продвинулся к Гойтинскому лесу. Затем последовал переход к Урус-Мартану и селению Гехи, где вскоре и произошли главные боевые события предпринятой операции. На своем пути войска уничтожили ряд чеченских селений. «А чтобы произвести большое моральное влияние на край, – доносил в рапорте Галафеев, – то они направлены были через гехинский лес…»

Похожей фразой, кстати, начинает описание военных действий и Лермонтов в своем «Валерике»:

Раз – это было под Гихами –
Мы проходили темный лес…

Четырнадцать лет назад этими же местами проследовал и А.П.Ермолов. «Чрез Гихинский лес нашел я проход весьма трудный, – вспоминал он в «Записках», – большие и старые деревья, между коими множество валежнику, дорога тесная и излучистая, представляли неприятелю удобства бороны, и я конечно потерпел бы урон…».

Каждый шаг вперед здесь давался потом и кровью. Движение осуществлялось порядком, который на армейском жаргоне называли «ящиком»: артиллерия и обоз в центре; пехота несколькими цепями шла по обеим сторонам, предупреждая нападение противника с флангов; смешанные, более подвижные отряды кавалерии и пехоты составляли авангард и арьергард.

«Моральное влияние» возымело незамедлительный результат: в темном гехинском лесу Галафеева поджидала засада. В течение трех дней чеченцы, собрав значительные силы, готовились встретить врага.

В местах, удобных для обстрела, устраивались завалы из срубленных деревьев.

11 июля у переправы через реку Валерик вспыхнул кровопролитный бой, развивавшийся по обычной в таких случаях схеме: осыпав русскую колонну градом пуль, горцы укрывались за стволами деревьев. В ответ следовал орудийный залп – и начинался штурм завалов, чреватый большими потерями для атакующих. Кончалось все жестокой рукопашной схваткой, практически резней, о чем, собственно, и сообщает Лермонтов своим читателям:

«Ура!» – и смолкло. «Вон кинжалы,
В приклады!» – и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко, Ручей телами запрудили…

В доверительном письме другу поэт вопреки запрету властей («описывать экспедиции не велят») приводил некоторые подробности дела, страшные картины которого спустя долгое время все еще стояли перед его глазами: «У нас были каждый день дела, и одно довольно жаркое, которое продолжалось 6 часов сряду. Нас было всего 2000 пехоты, а их до 6 тысяч; и все время дрались штыками. У нас u1091 убыло 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте – кажется, хорошо! Вообрази себе, что в овраге, где была потеха, час после дела пахло кровью…»

Работая над стихотворением «Валерик», Лермонтов выбросил оттуда многие строки, рисующие жуткие подробности сражения. Вовсе не потому, что щадил будущего читателя, а в поисках точного образа, чтобы в привычной уже обыденности войны передать весь ужас происходящего. Пытаясь утолить жажду, герой «Валерика» хочет зачерпнуть воды из горной реки, но «мутная волна была тепла, была красна…» Военный историк приводит рассказ офицера-артиллериста Константина Мамацева, попавшего в ходе боя в опасную ситуацию: «Мамацев с четырьмя орудиями оставлен был в арьергарде и в течение нескольких часов один отбивал картечным огнем бешеные натиски чеченцев. Это было торжество хладнокровия и ледяного мужества над дикою, не знающей препон, но безрассудною отвагою горцев. Под охраной этих орудий войска вышли наконец из леса на небольшую поляну, и здесь-то на берегах Валерика грянул бой, составляющий своего рода кровавую эпопею нашей кавказской войны…

Выйдя из леса и увидев огромный завал, Мамацев со своими орудиями быстро обогнул его с фланга и принялся засыпать гранатами. Возле него не было никакого прикрытия. Оглядевшись, он увидел, однако, Лермонтова, который, заметив описанное положение артиллерии, подоспел к нему со своими охотниками. Но едва начался штурм, как он уже бросил орудия и верхом на белом коне, ринувшись вперед, исчез за завалами».

Судя по всему, Мамацев обрисовал события довольно точно, ибо и в официальных военных сводках о Лермонтове сказано, что «офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поучение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвался в неприятельские завалы». В целом же действия Галафеева в Чечне признавались неудачными. Так, генерал Филипсон впоследствии писал, что «эти походы доставили русской литературе несколько блестящих страниц Лермонтова, но успеху общего дела не помогли…»

Валерик оставил в душе поэта мучительный, саднящий след. Об этом говорят и строки стихотворения «Валерик» – пронзительные, залитые кровью, каких еще не было в русской поэзии, и три его рисунка, запечатлевшие картины сражения.

Лермонтов рисовал всю свою жизнь, а в детстве еще и лепил из крашеного воска целые картины, сюжетами которых служили сражения Александра Македонского с персами.

К своему «Кавказскому пленнику» юный Мишель выполнил прекрасную цветную иллюстрацию: конный черкес влачит на аркане русского офицера. Если полистать альбомы, хранящие его рисунки, то можно увидеть, как много места в них занимают сцены войны. Здесь и уланы, и конные егеря, казаки, вооруженные горцы, бесконечные схватки, перестрелки, засады, эпизоды сражений. Младший товарищ поэта по Юнкерской школе князь Николай Манвелов запомнил «по содержанию многие рисунки Лермонтова, отличавшие собственно интимное настроение его: его личные планы и надежды в будущем, или мечты его художественного воображения. К этой категории рисунков относятся многочисленные сцены из военного быта и преимущественно на Кавказе с его живописною природою, с его типическим населением, с боевой жизнью в том крае…»

«Здесь, кроме войны, службы нету», – признавался Лермонтов в письме с Кавказа в 1837 году, когда впервые побывал в действующих войсках. В дальнейшем, уже непосредственно участвуя в боях и походах, он не раз становился свидетелем жестоких столкновений, отразившихся потом в его картинах и рисунках. По событиям валерикского сражения поэт создал своеобразный триптих, изображавший начало боя 11 июля 1840 года, момент решительной рукопашной схватки, и похороны убитых утром следующего дня.

Центральное место занимает, несомненно, акварельный рисунок «Эпизод из сражения при Валерике». На переднем плане – группа горцев. Отступая под натиском русских, они выносят с поля боя тело убитого товарища. Рисунок выполнен вскоре после экспедиции, на Кавказских водах, куда Лермонтов приехал в кратковременный отпуск.

Именно здесь, в Пятигорске или Кисловодске, он вместе с художником Григорием Гагариным и создал свой маленький акварельный шедевр.

Причем Гагарин сделал только раскраску, что подтверждается его подписью на акварели. Приводим ее в переводе с французского языка: «Рисунок Лермонтова, раскрашенный мною во время пребывания в Кисловодске». Следует дата сражения: «11 июля 1840». Загадка же этой акварели заключается в том, что на заднем плане совершенно отчетливо и узнаваемо открываются очертания горы Бештау.

Лермонтов увидел и полюбил Бештау еще в детские годы. Десятилетним ребенком он впервые изобразил эту гору на акварельном рисунке. Здесь, правда, однообразный лесной массив у ее подножия превратился под его кистью в озеро с парусной лодкой.

Еще один рисунок выполнен в 1837 году – этот вид на Бештау открывается с дороги в Железноводск. Но как мог Бештау попасть на валерикскую акварель? Ведь место сражения отстоит от Пятигорья на сотни верст.

Как удалось выяснить, первоначальный замысел рисунка возник у Лермонтова задолго до совместной работы с Гагариным. В походном альбоме своего сослуживца по Кавказу князя Петра Урусова он сделал набросок, по композиции весьма схожий с будущей акварелью. Здесь также изображена группа отступающих горцев. Но беглый черновой набросок лишен фона. Вернувшись к своему замыслу уже в Пятигорске, Лермонтов не стал воспроизводить по памяти вид гор в Чечне близ Валерика или создавать произвольный горный рельеф. На валерикскую акварель он перенес знакомые с детства очертания крутых вершин Бештау, которые и видел тогда перед собой.

Гагарин высоко ценил Лермонтова как художника, сделал для себя несколько копий с его рисунков, а вместе они выполнили еще одну акварель – «Схватка. Эпизод из Кавказской войны». В походе они жили в одной палатке. Гагарин и в дальнейшем не раз сопровождал русские войска как художник-любитель.

Отличившись в одном из сражений, он привлек внимание императора Николая Павловича. По высочайшему распоряжению «в награду личной храбрости и хладнокровного мужества» Гагарин получил владимирский крест и был причислен поручиком в лейб-гвардии Гусарский полк.

Стоит добавить, что, работая над большим полотном «Сражение при Ахатли», Гагарин перенес туда группу горцев с валерикской акварели.

В советское время в картинной галерее Грозного находилось прекрасное полот- но Гагарина с видом на Бештау – с той же примерно точки, что и на их совместной с Лермонтовым акварели. Местонахождение лермонтовского шедевра известно: он хранится в Государственном Русском музе. О судьбе гагаринской картины теперь остается только гадать.

Князь Гагарин жил долго, был дважды женат и пережил Лермонтова больше чем на полвека. Он многое успел сделать в искусстве, занимал пост вице-президента Академии Художеств. Удачно сложилась и военная карьера: Гагарин дослужился до высоких чинов и в качестве генерал-адъютанта состоял в свите Александра II. Лермонтов же так и остался в нашей памяти в скромном звании поручика Тенгинского пехотного полка. Увидеть свой «Валерик» напечатанным поэту было не суждено.

Маркелов Н.В. Когда Бештау был не больше кочки. — Литературная история Пятигорья. — Ессентуки, 2005.